На предыдущую страницу John Kiss

На страницу Одиссеи

Одиссея. Песнь десятая

 
490    Раньше, однако, другую дорогу свершить вам придется, –
       Съездить в жилище Аида и Персефонеи ужасной.
       Должен ты там вопросить Тиресия фивского душу, –
       Старца слепого, провидца, которого ум сохранился.
       Разум удержан ему Персефоной и мертвому. Души
495    Прочих умерших порхают в жилище Аида, как тени. –
       Так сказала – и мне мое милое сердце разбила.
       Плакал я, сидя в постели, и сердце мое не желало
       Больше жить на земле и видеть сияние солнца.
       Долго в постели катался и плакал я. Этим насытясь,
500    Я, отвечая Цирцее, такое ей слово промолвил:
       – Кто же меня, о Цирцея, проводит такою дорогой?
       Не достигал еще царства Аида корабль ни единый. –
       Так я сказал. И богиня богинь мне ответила тотчас:
       Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!
505    Не беспокойся о том, кто вас через море проводит.
       Мачту только поставь, распусти паруса и спокойно
       Можешь сидеть. Дуновенье Борея корабль понесет ваш.
       Переплывешь наконец теченья реки Океана.
       Берег там низкий увидишь, на нем Персефонина роща
510    Из тополей чернолистных и ветел, теряющих семя.
       Близ Океана глубокопучинного судно оставив,
       Сам ты к затхлому царству Аидову шаг свой направишь.
       Там впадает Пирифлегетон в Ахеронтовы воды
       Вместе с Коцитом, а он рукавом ведь является Стикса.
515    Соединяются возле скалы два ревущих потока.
       Слушай с вниманьем: как только туда ты, герой, доберешься,
       Выкопай яму, чтоб в локоть была шириной и длиною,
       И на краю ее всем мертвецам соверши возлиянье
       Раньше медовым напитком, потом вином медосладким
520    И напоследок – водой. И ячной посыпь все мукою.
       Главам бессильным умерших мольбу принеси с обещаньем,
       В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде,
       В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить.
       Старцу ж Тиресию – в жертву принесть одному лишь, отдельно,
525    Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана.
       Славное племя умерших молитвой почтивши, овцу ты
       Черную вместе с бараном над ямою в жертву зарежь им,
       Поворотив их к Эребу и в сторону сам отвернувшись
       По направленью к теченьям реки Океана. Тотчас же
530    Множество явится душ мертвецов, распрощавшихся с жизнью.
       Ты немедля тогда товарищам дай приказанье,
       Чтобы тот скот, что лежит там, зарезанный гибельной медью,
       Шкуры содравши, сожгли и молитвы свои вознесли бы
       Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной.
535    Сам же вытащи меч медноострый и, севши у ямы,
       Не позволяй ни одной из бессильных теней приближаться
       К крови, покуда ответа не даст на вопросы Тиресий.
       Явится он пред тобой, повелитель народов, немедля.
       Все он тебе про дорогу расскажет, и будет ли долог
540    Путь к возвращенью домой по обильному рыбами морю. –
       Так говорила. Пришла между тем златотронная Эос.
       Плащ мне Цирцея тогда подала и хитон, чтоб одеться.
       Нимфа ж сама облеклась в серебристое длинное платье,
       Тонкое, мягкое, – пояс прекрасный на бедра надела,
545    Весь золотой, на себя покрывало накинула сверху.
       Встал я, пошел через дом и начал товарищей спящих
       Мягко будить ото сна, становясь возле каждого мужа:
       – Будет храпеть вам, друзья, сладчайшему сну отдаваясь!
       В путь нам пора. Мне Цирцея царица дала указанья! –
550    Так им сказал я. И духом отважным они подчинились.
       Но и оттуда не всех невредимыми вывести смог я.
       Юноша был на моем корабле, Ельпенор, не чрезмерно
       Храбрый в бою и умом средь других выдававшийся мало.
       Сильно подвыпивши, он, удалясь от других, для прохлады
555    Спать улегся на крыше священного дома Цирцеи.
       Сборы услышав в дорогу, товарищей говор и крики,
       На ноги он ошалело вскочил, позабывши, что должно
       Было назад ему, к спуску на лестницу, шаг свой направить;
       Он же вперед поспешил, сорвался и, ударясь затылком
560    Оземь, сломал позвонок, и душа отлетела к Аиду.
       После того как из дома товарищи вышли, сказал я:
       – Вы полагаете, ехать отсюда домой нам придется,
       В землю родную? Цирцея другой предназначила путь нам:
       Едем мы в царство Аида и Персефонеи ужасной.
565    Душу должны вопросить мы Тиресия, фивского старца. –
       Так я сказал. И разбилось у спутников милое сердце.
       Сели на землю они, и рыдали, и волосы рвали.
       Не получили, однако, от слез проливаемых пользы.
       Тою порою, как шли к кораблю мы и к берегу моря
570    С тяжкой печалью на сердце, роняя обильные слезы,
       Пред кораблем нашим черным внезапно явилась Цирцея
       И близ него привязала барана и черную овцу,
       Мимо легко, незаметно пройдя. Если бог не желает,
       Кто его может увидеть глазами, куда б ни пошел он?

Одиссея. Песнь одиннадцатая

 
       После того как пришли к кораблю мы и к берегу моря,
       Прежде всего мы корабль на священное море спустили,
       Мачту потом с парусами в корабль уложили наш черный,
       Также овцу погрузили с бараном, поднялись и сами
5      С тяжкой печалью на сердце, роняя обильные слезы.
       Был вослед кораблю черноносому ветер попутный,
       Парус вздувающий, добрый товарищ, нам послан Цирцеей
       В косах прекрасных, богиней ужасною с речью людскою.
       Мачту поставив и снасти наладивши все, в корабле мы
10     Сели. Его направлял только ветер попутный да кормчий.
       Были весь день паруса путеводным дыханием полны.
       Солнце тем временем село, и тенью покрылись дороги.
       Мы наконец Океан переплыли глубоко текущий.
       Там страна и город мужей коммерийских. Всегдашний
15     Сумрак там и туман. Никогда светоносное солнце
       Не освещает лучами людей, населяющих край тот,
       Землю ль оно покидает, вступая на звездное небо,
       Или спускается с неба, к земле направляясь обратно.
       Ночь зловещая племя бессчастных людей окружает.
20     К берегу там мы пристали и, взявши овцу и барана,
       Двинулись вдоль по теченью реки Океана, покуда
       К месту тому не пришли, о котором сказала Цирцея.
       Жертвенный скот я держать Тримеду велел с Еврилохом,
       Сам же, медный отточенный меч свой извлекши из ножен,
25     Выкопал яму. Была шириной и длиной она в локоть.
       Всем мертвецам возлиянье свершил я над этою ямой –
       Раньше медовым напитком, потом – вином медосладким
       И напоследок – водой. И ячной посыпал мукою.
       Главам бессильных умерших молитву вознес я с обетом,
30     В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде,
       В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить,
       Старцу ж Тиресию – в жертву принесть одному лишь, отдельно,
       Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана.
       Давши обет и почтивши молитвами племя умерших,
35     Взял я барана с овцой и над самою ямой зарезал.
       Черная кровь полилась. Покинувши недра Эреба,
       К яме слетелися души людей, распрощавшихся с жизнью.
       Женщины, юноши, старцы, немало видавшие горя,
       Нежные девушки, горе познавшие только впервые,
40     Множество павших в жестоких сраженьях мужей, в нанесенных
       Острыми копьями ранах, в пробитых кровавых доспехах.
       Все это множество мертвых слетелось на кровь отовсюду
       С криком чудовищным. Бледный объял меня ужас. Тотчас же
       Я приказание бывшим со мною товарищам отдал,
45     Что б со скота, что лежал зарезанный гибельной медью,
       Шкуры содрали, а туши сожгли, и молились бы жарко
       Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной.
       Сам же я, вытащив меч медноострый и севши у ямы,
       Не позволял ни одной из бессильных теней приближаться
50     К крови, покуда ответа не дал на вопросы Тиресий.
       Первой душа Ельпенора-товарища к яме явилась.
       Не был еще похоронен в земле он широкодорожной:
       Тело оставили мы неоплаканным, непогребенным
       Там, у Цирцеи в дому: тогда не до этого было.
55     Жалость мне сердце взяла, и слезы из глаз полилися.
       Я, обратившись к нему, слова окрыленные молвил:
       – Как ты успел, Ельпенор, сойти в этот сумрак подземный?
       Пеший, скорее ты прибыл, чем я в корабле моем черном. –
       Так я сказал. И прорвавшись рыданьями, он мне ответил:
60     Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
       Божеской злою судьбой и чрезмерным вином я погублен.
       Спавши на крыше Цирцеи, совсем позабыл я, что должно
       Было обратно мне, к спуску на лестницу, шаг свой направить.
       Я же вперед поспешил, сорвался и, ударясь затылком
65     Оземь, сломал позвонок, и душа отлетела к Аиду.
       Ради тех, кто отсутствует здесь, кто дома остался,
       Ради отца твоего, что вскормил тебя, ради супруги,
       Ради сына, который один в твоем доме остался!
       Знаю ведь я, что отсюда, из дома Аида, уехав,
70     Прочный корабль ты обратно на остров Ээю направишь.
       Вспомни же там обо мне, умоляю тебя, повелитель!
       Не оставляй меня там неоплаканным, непогребенным,
       В путь отправляясь домой, – чтобы божьего гнева не вызвать.
       Труп мой с доспехами вместе, прошу я, предайте сожженью,
75     Холм надо мною насыпьте могильный близ моря седого,
       Чтоб говорил он и дальним потомкам о муже бессчастном.
       Просьбу исполни мою и весло водрузи над могилой
       То, которым живой я греб средь товарищей милых. –
       Так говорил он. И я, ему отвечая, промолвил:
80     – Все, несчастливец, о чем попросил ты, свершу и исполню. –
       Так, меж собою печальный ведя разговор, мы сидели:
       Меч протянув обнаженный над ямою, кровь охранял я,
       Призрак же все продолжал говорить, за ямою стоя.
       Вдруг ко мне подошла душа Антиклеи умершей,
85     Матери милой моей, Автоликом отважным рожденной.
       В Трою в поход отправляясь, ее я оставил живою.
       Жалость мне сердце взяла, и слезы из глаз покатились.
       Все же, хотя и скорбя, ей первой приблизиться к крови
       Я не позволил, покамест Тиресий не дал мне ответа.
90     В это время душа Тиресия старца явилась,
       Скипетр держа золотой; узнала меня и сказала:
       Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
       О несчастливец, зачем ты сияние солнца покинул,
       Чтобы печальную эту страну и умерших увидеть?
95     Но отойди же от ямы, свой меч отложи отточенный,
       Чтобы мне крови напиться и всю тебе правду поведать. –
       Так говорил он. И в ножны вложивши свой меч среброгвоздный,
       В сторону я отошел. Когда безупречный провидец
       Черной крови напился, такие слова мне сказал он:
100    – О возвращении сладком домой, Одиссей, ты мечтаешь.
       Трудным тебе его сделает бог. Забыть он не может,
       Что причинил ты ему, и гневом пылает жестоким,
       Злобясь, что милого сына его ослепил ты. Однако
       Даже при этом, хоть много страдавши, домой вы вернетесь,
105    Если себя и товарищей ты обуздаешь в то время,
       Как, переплыв на своем корабле винно-чермное море,
       К острову ты Тринакрии пристанешь и, выйдя на сушу,
       На поле жирных увидишь овец и коров Гелиоса,
       Светлого бога, который все видит на свете, все слышит.
110    Если, о родине помня, ты рук на стада не наложишь,
       Все вы в Итаку вернетесь, хоть бедствий претерпите много.
       Если же тронешь стада – и тебе предвещаю я гибель,
       И кораблю, и товарищам всем. Ты смерти избегнешь,
       Но после многих лишь бед, потерявши товарищей, в дом свой
115    Поздно в чужом корабле вернешься и встретишь там горе:
       Буйных мужей, добро у тебя расточающих нагло;
       Сватают в жены они Пенелопу, сулят ей подарки.
       Ты, воротившись домой, за насилия их отомстишь им.
       После того как в дому у себя женихов перебьешь ты
120    Гибельной медью, – открыто иль хитростью, – снова отправься
       Странствовать, выбрав весло по руке, и странствуй, доколе
       В край не прибудешь к мужам, которые моря не знают,
       Пищи своей никогда не солят, никогда не видали
       Пурпурнощеких судов, не видали и сделанных прочно
125    Весел, которые в море судам нашим крыльями служат.
       Признак тебе сообщу я надежнейший, он не обманет:
       Если путник другой, с тобой повстречавшийся, скажет,
       Что на блестящем плече ты лопату для веянья держишь, –
       Тут же в землю воткни весло свое прочной работы,
130    И кабана, что свиней покрывает, быка и барана
       Жертвой прекрасной зарежь колебателю недр Посейдону, –
       И возвращайся домой, и святые сверши гекатомбы
       Вечно живущим богам, владеющим небом широким,
       Всем по порядку. Тогда не средь волн разъяренного моря
135    Тихо смерть на тебя низойдет. И, настигнутый ею,
       В старости светлой спокойно умрешь, окруженный всеобщим
       Счастьем народов твоих. Все сбудется так, как сказал я. –
       Так говорил он. И я, ему отвечая, промолвил:
       – Жребий этот, Тиресий, мне сами назначили боги.
140    Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:
       Вижу я тут пред собою скончавшейся матери душу.
       Молча она возле крови сидит и как будто не смеет
       Сыну в лицо посмотреть и завесть разговор с ним. Скажи же,
       Как это сделать, владыка, чтоб мать моя сына узнала? –
145    Так говорил я. И, мне отвечая, тотчас же сказал он:
       – Легкое слово тебе я скажу, и его ты запомни.
       Тот из простившихся с жизнью умерших, кому ты позволишь
       К крови приблизиться, станет рассказывать все, что ни спросишь.
       Тот же, кому подойти запретишь, удалится обратно. –
150    Так мне сказала душа владыки Тиресия старца
       И, прорицание дав, удалилась в обитель Аида.
       Я же на месте остался у ямы и ждал, чтобы к черной
       Крови приблизилась мать и испила ее. Напилася
       Крови она и печально ко мне обратилася с речью:
155    – Сын мой, как ты добрался сюда, в этот сумрак подземный,
       Будучи жив? Нелегко живому все это увидеть.
       Реки меж вами и нами велики, теченья ужасны,
       Прежде всего – Океан; чрез него перебраться не может
       Пеший никак, если прочного он корабля не имеет.
160    Или из Трои теперь лишь, так долго в морях проскитавшись,
       Прибыл сюда ты с своими людьми и судном? Неужели
       Ты еще не был в Итаке, жены своей, дома не видел? –
       Так говорила она. И, ей отвечая, сказал я:
       – Милая мать, приведен я в обитель Аида нуждою.
165    Мне вопросить надо было Тиресия Фивского душу.
       Не приближался еще я к ахейской стране, на родную
       Землю свою не ступал. Все время в страданьях скитаюсь
       С самой поры, как повел Агамемнон божественный всех нас
       В конебогатую Трою сражаться с сынами троянцев.
170    Вот что, однако, скажи, и скажи совершенно правдиво:
       Что за Кера тебя всех печалящей смерти смирила?
       Долгой болезнью ль была ты настигнута, иль Артемида
       Нежной стрелою своею, приблизясь, тебя умертвила?
       Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною,
175    Всё ли в руках их находится власть иль теперь обладает
       Ею другой уж, и думают все, что домой не вернусь я?
       О настроеньях и мыслях законной жены расскажи мне:
       Дома ль она остается близ сына и все охраняет
       Или на ней уж ахеец какой-нибудь знатный женился? –
180    Так я сказал. И почтенная мать мне ответила тотчас:
       – Держится стойко и твердо супруга твоя Пенелопа
       В доме твоем. В бесконечной печали, в слезах непрерывных
       Долгие дни она там и бессонные ночи проводит.
       Не перешел ни к кому еще сан твой прекрасный. Спокойно
185    Сын твой владеет уделом своим, принимает участье
       В пиршествах общих, как мужу, творящему суд, подобает.
       Все приглашают его. Отец же твой больше не ходит
       В город, в деревне живет у себя. Ни хорошей кровати,
       Ни одеяла старик не имеет, ни мягких подушек.
190    В зимнюю пору он в доме ночует с рабами своими
       В пепле, вблизи очага, покрывшись убогой одеждой.
       В теплую ж пору, как лето придет иль цветущая осень,
       Он в виноградном саду, где попало, на склоне отлогом
       Кучу листьев опавших себе нагребет для постели, –
195    Там и лежит. И вздыхает, печали своей отдаваясь,
       Все ожидая тебя. Безотрадно он старость проводит.
       Так же и я вот погибла, и час поразил меня смертный.
       Но не в доме моем Артемида, стрелок дальнозоркий,
       Нежной стрелою своей, подошедши, меня умертвила.
200    Не от болезни я также погибла, которая часто,
       Силы людей истощая, из членов их дух изгоняет.
       Нет, тоска по тебе, твой разум и мягкая кротость
       Отняли сладостный дух у меня, Одиссей благородный! –
       Так говорила. Раздумался я, и пришло мне желанье
205    Душу руками обнять скончавшейся матери милой.
       Трижды бросался я к ней, обнять порываясь руками.
       Трижды она от меня ускользала, подобная тени
       Иль сновиденью. И все становилось острей мое горе.
       Громко позвал я ее и слова окрыленные молвил:
210    – Мать, что бежишь ты, как только тебя я схватить собираюсь,
       Чтоб и в жилище Аида, обнявши друг друга руками,
       Оба с тобою могли насладиться мы горестным плачем?
       Иль это призрак послала преславная Персефонея
       Лишь для того, чтоб мое усугубить великое горе? –
215    Так я сказал. И почтенная мать мне ответила тотчас:
       – Сын дорогой мой, меж всеми людьми наиболе несчастный.
       Зевсова дочь Персефона тебя обмануть не желает.
       Но такова уж судьба всех смертных, какой бы ни умер:
       В нем сухожильями больше не связано мясо с костями;
220    Все пожирает горящего пламени мощная сила,
       Только лишь белые кости покинутся духом; душа же,
       Вылетев, как сновиденье, туда и сюда запорхает.
       Но постарайся вернуться на свет поскорее и помни,
       Что я сказала, чтоб все рассказать при свиданьи супруге. –
225    Так мы беседу вели. Предо мною явились внезапно
       Женщины. Выслала их Персефона преславная. Были
       Жены и дочери это давно уж умерших героев.
       К яме они подбежали и черную кровь обступили.
       Я же раздумывал, как бы мне всех расспросить их отдельно.
230    Вот наилучшим какое решение мне показалось:
       Вынув из ножен с бедра мускулистого меч медноострый,
       Я не позволил им к крови приблизиться всею толпою,
       Поочередно они подходили и все о потомстве
       Мне сообщали своем. Я расспрашивал их по порядку.
235    Прежде других подошла благороднорожденная Тиро
       И про себя рассказала, что на свет она родилася
       От Салмонея, сама же – жена Эолида Крефея.
       Страсть зародил Енипей в ней божественный, самый прекрасный
       Между потоков других, по земле свои воды струящих.
240    Часто она приходила к прекрасным струям Енипея.
       Образ принявши его, Земледержец, Земли Колебатель,
       В устьи потока того, водовертью богатого, лег с ней.
       Воды пурпурные их обступили горой и, нависши
       Сводом над ними, и бога и смертную женщину скрыли.
245    Девушку в сон погрузив, развязал он ей девственный пояс.
       После того как свое вожделенье на ней утолил он,
       Бог ее за руку взял, и по имени назвал, и молвил:
       – Радуйся, женщина, нашей любви! По прошествии года
       Славных родишь ты детей, ибо ложе бессмертного бога
250    Быть не может бесплодным. А ты воспитай и вскорми их.
       В дом свой теперь воротись, но смотри, называть опасайся
       Имя мое! Пред тобой Посейдон, сотрясающий землю. –
       Так сказав, погрузился в волнами кипевшее море,
       Пелия Тиро, зачавши, на свет родила и Нелея.
255    Сделались оба они слугами могучими Зевса.
       Пилос песчаный достался Нелею. Богатый стадами
       Пелий Иолком владел, хоровыми площадками славным.
       Кроме того, родила царица средь жен и Крефею,
       Амифаона, бойца с колесницы, Эсона, Ферета.
260    После нее Антиопу увидел я, дочерь Асопа.
       Мне хвалилась она, что объятия Зевса познала
       И родила ему двух сыновей, Амфиона и Зефа.
       Первые были они основатели Фив семивратных
       И обнесли их стеной: хоть, могучие, жить без прикрытья
265    В Фивах они не могли, хоровыми площадками славных. 
       Амфитрионову после жену я увидел Алкмену.
       Ею Геракл был рожден дерзновеннейший, львиное сердце,
       После того как с Зевесом она сочеталась в объятьях.
       Дочь Креонта бесстрашного с ней я увидел, Мегару.
270    Мужем был ей Геракл, могучестью всех превзошедший.
       После того Епикасту, прекрасную матерь Эдипа,
       Видел я. Страшное дело она по незнанью свершила:
       Вышла замуж за сына. Отца умертвил он и в жены
       Мать свою взял. Но тотчас же об этом людей повестили
275    Боги. Но все и, и страданья терпя, в возлюбленных Фивах
       Царствовать он продолжал губительным божьим решеньем.
       Мать же в обитель Аида-привратника, мощного бога,
       Собственной волей сошла, на балке повесившись в петле,
       Взятая горем. Ему же оставила беды, какие
280    От материнских эринний в обильи людей постигают.
       Также Хлориду прекрасную там я увидел. Когда-то
       За красоту ее взял себе в жены Нелей, заплативши
       Выкуп несчетный. Была она младшая дочь Амфиона,
       Сына Иасия; царствовал он в Орхомене минийском.
285    В Пилосе ставши царицей, детей родила она славных
       Нестора, Хромия, Периклимена, бесстрашного в битвах.
       Мощную также Перо родила она, диво меж смертных.
       Сватались к ней все соседи. Однако Нелей соглашался
       Только тому ее дать, кто сумеет угнать из Филаки
290    Стадо коров круторогих Ификла, славного силой.
       Трудно их было угнать. Лишь один безупречный гадатель
       Их обещался добыть. Но настигла его при попытке
       Злая судьба божества – пастухи и тяжелые узы.
       Месяц один за другим протекал, и дни убегали,
295    Год свой круг совершил, и снова весна воротилась.
       Тут на свободу его отпустила Ификлова сила:
       Все он ему предсказал, и решение Зевса свершилось.
       После того я и Леду увидел, жену Тиндарея.
       От Тиндарея у ней родилися два сына могучих –
300    Кастор, коней укротитель, с кулачным бойцом Полидевком.
       Оба землею они жизнедарною взяты живыми
       И под землею от Зевса великого почесть имеют:
       День они оба живут и на день потом умирают.
       Честь наравне им с богами обоим досталась на долю.
305    Ифимедею, жену Алоея, потом я увидел.
       Мне рассказала она, что сошлась с Посейдоном-владыкой.
       Два у ней сына на свет родились – кратковечные оба, –
       Славный везде Эфиальт и От, на бессмертных похожий.
       Щедрая почва обоих вскормила высокими ростом.
310    Славному лишь Ориону они в красоте уступали.
       Только девять им минуло лет – шириной они были
       В девять локтей, в вышину ж девяти саженей достигали.
       Даже бессмертным богам грозили они дерзновенно
       Весь заполнить Олимп суматохой войны многобурной.
315    Оссу они на Олимп взгромоздить собирались, шумящий
       Лесом густым Пелион – на Оссу, чтоб неба достигнуть.
       Если б успели они возмужать, то и сделали б это.
       Но умертвил их обоих рожденный Лето пышнокудрой
       Зевсов сын до того, как зацвел под висками у братьев
320    Легкий пушок, подбородки же их волосами покрылись.
       Федру, Прокриду прекрасную я увидал, Ариадну,
       Дочь кознодея Миноса, которую с Крита когда-то
       Вез с собою Тезей на священный акрополь афинский,
       Но не успел насладиться – убила ее Артемида
325    По обвиненью ее Дионисом на острове Дие.
       Мэру я видел, Климену с ужасной для всех Эрифилой,
       Ценное золото в дар принявшей за гибель супруга.
       Всех же не смог бы решительно я ни назвать, ни исчислить,
       Сколько там дочерей и супруг я увидел героев, -
330    Прежде бессмертная б кончилась ночь. И давно уж пора мне
       Спать, – на корабль ли пошедши к товарищам, здесь ли оставшись.
       Мой же отъезд пусть будет заботою божьей и вашей”.
       Так он закончил. В глубоком молчании гости сидели.
       Все в тенистом чертоге охвачены были восторгом.
335    Тут белорукая так начала говорить им Арета:
       “Как вам, скажите, феаки, понравился этот пришелец
       Видом и ростом высоким, внутри же – умом благородным?
       Гость хотя он и мой, но все вы к той чести причастны.
       Вот почему не спешите его отправлять и не будьте
340    Скупы в подарках. Ведь в них он нуждается очень. У вас же
       Много накоплено дома богатств изволеньем бессмертных”.
       К ним обратился потом и старик Ехепей благородный,
       Всех остальных феакийских мужей превышавший годами..
       “Нет ничего, что бы шло против помыслов наших и целей, 
345    В том, что сказала царица. Друзья, согласимся же с нею.
       А порешить все и сделать – на то Алкиноева воля”.
       Вот что тогда Алкиной, ему отвечая, промолвил:
       “Все, что сказано, будет на деле исполнено так же
       Верно, как то, что я жив и что я феакийцами правлю.
350    Гость же пускай наш потерпит. Хоть очень в отчизну он рвется,
       Все же до завтра придется ему подождать, чтоб успел я
       Все приношенья собрать. Об его ж возвращеньи подумать –
       Дело мужей, всех прежде – мое, ибо я здесь властитель”.
       И отвечал Алкиною царю Одиссей многоумный:
355    “Царь Алкиной, между всех феакийских мужей наилучший!
       Если б еще мне и на год вы тут приказали остаться,
       Чтобы поездку устроить и славных набрать мне подарков,
       Я б согласился охотно: намного мне выгодней было б
       С более полными в землю отцов возвратиться руками.
360    Был бы я боле тогда уважаем и был бы милее
       Всем, кто увидит меня, когда я в Итаку вернуся”.
       Тотчас царь Алкиной, ему отвечая, промолвил:
       “Смотрим мы на тебя, Одиссей, – и никак не возможно
       Думать, что лжец, проходимец пред нами, каких в изобильи 
365    Черная кормит земля средь густо посеянных смертных,
       Нагло сплетающих ложь, какой никому не распутать.
       Прелесть в словах твоих есть, и мысли твои благородны.
       Что ж до рассказа о бедах твоих и о бедах ахейцев, –
       Словно певец настоящий, искусный рассказ свой ведешь ты!
370    Вот что, однако, скажи, и скажи совершенно правдиво:
       Видел кого-либо ты из товарищей там богоравных,
       Бившихся также под Троей и участь свою там принявших?
       Ночь эта очень длинна, без конца. И еще нам не время
       Спать. Продолжай же рассказ о чудесных твоих приключеньях,
375    Я до зари здесь божественной рад оставаться все время,
       Если про беды свои мне рассказывать ты пожелаешь”.
       И отвечал Алкиною царю Одиссей многоумный:
       “Царь Алкиной, между всех феакийских мужей наилучший!
       Время для длинных рассказов одно, для сна же – другое.
380    Если, однако, еще ты послушать желаешь, охотно
       И про другое тебе расскажу, что гораздо плачевней, –
       Про злоключенья товарищей тех, что позднее погибли:
       Из многостонных боев с троянцами целыми вышли,
       При возвращеньи ж погибли стараньями женщины гнусной.
385    После того как рассеяла души всех жен слабосильных
       Чистая Персефонея туда и сюда, появилась
       Передо мною душа Агамемнона, сына Атрея,
       Глядя печально. Вокруг собралися товарищей души –
       Всех, кто смертную участь с ним принял в Эгистовом доме.
390    Тотчас меня он узнал, как только увидел глазами.
       Громко заплакал Атрид, проливая обильные слезы,
       Руки простер он, меня заключить порываясь в объятья.
       Больше, однакоже, не было в нем уж могучей и крепкой
       Силы, какою когда-то полны были гибкие члены.
395    Жалость мне сердце взяла, и слезы из глаз полилися.
       Громко к нему со словами крылатыми я обратился:
       – Славный герой Атреид, владыка мужей Агамемнон!
       Что за Кера тебя всех печалящей смерти смирила?
       Или тебя Посейдон погубил в кораблях твоих быстрых,
400    Грозную силу воздвигнув свирепо бушующих ветров?
       Или на суше тебя враги погубили в то время,
       Как ты отрезать старался коровьи стада и овечьи
       Или как женщин и город какой захватить домогался? –
       Так говорил я. Тотчас же он, мне отвечая, промолвил:
405    Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
       Не Посейдон мне погибель послал в кораблях моих быстрых,
       Грозную силу воздвигнув свирепо бушующих ветров,
       И не враждебные люди меня погубили на суше.
       Смерть и несчастье готовя, Эгист пригласил меня в дом свой
410    И умертвил при пособьи супруги моей окаянной:
       Стал угощать – и зарезал, как режут быка возле яслей.
       Так печальнейшей смертью я умер. Зарезаны были
       Тут же вокруг и товарищи все, как свиньи, которых
       Много могущий себе разрешить, богатейший хозяин
415    К свадьбе, к пирушке обычной иль к пиру роскошному режет.
       Видеть, конечно, немало убийств уж тебе приходилось –
       И в одиночку погибших и в общей сумятице боя.
       Но несказанной печалью ты был бы охвачен, увидев,
       Как меж кратеров с вином и столов, переполненных пищей,
420    Все на полу мы валялись, дымившемся нашею кровью.
       Самым же страшным, что слышать пришлось мне, был голос Кассандры,
       Дочери славной Приама. На мне Клитемнестра-злодейка
       Деву убила. Напрасно слабевшей рукою пытался
       Меч я схватить, умирая, – рука моя наземь упала.
425    Та же, бесстыжая, прочь отошла, не осмелившись даже
       Глаз и рта мне закрыть, уходившему в царство Аида.
       Нет ничего на земле ужаснее, нет и бесстыдней
       Женщины, в сердце своем на такое решившейся дело!
       Что за дело она неподобное сделать решилась,
430    Мужу законному смерть приготовив коварно! А я-то
       Думал, что в дом я к себе ворочуся на радость и детям
       И домочадцам! Такое позорное дело свершивши,
       И на себя она стыд навлекла и навек осрамила
       Племя и будущих жен слабосильных, пускай и невинных. –
435    Так говорил он. И я, ему отвечая, промолвил:
       – Горе! Поистине, Зевс протяженно гремящий издавна
       Возненавидел потомков Атрея, которым погибель
       Шлет через женщин. Убито нас много мужей за Елену,
       Ныне ж тебе издалека устроила смерть Клитемнестра. –
440    Так я сказал. И тотчас же он, мне отвечая, промолвил:
       – Вот почему на жену полагаться и ты опасайся.
       Не раскрывай перед нею всего, что в мыслях имеешь.
       Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое.
       Но для тебя, Одиссей, чрез жену не опасна погибель:
445    Слишком разумна она и хорошие мысли имеет,
       Старца Икария дочь, благонравная Пенелопея.
       Мы, на войну отправляясь, ее молодою женою
       Дома оставили, был у груди ее малым младенцем
       Мальчик, который теперь меж мужей заседает в собраньи.
450    Счастлив твой сын! Воротившись, отец его дома увидит,
       Так же и сам он прижмется к отцу, как обычно бывает.
       Мне же супруга моя не позволила даже на сына
       Всласть наглядеться. Я был во мгновение ею зарезан.
       Слово другое скажу, и обдумай его хорошенько.
455    Скрой возвращенье свое и пристань кораблем незаметно
       К родине милой твоей. Ибо женщинам верить опасно.
       Вот что, однако, скажи, и скажи совершенно правдиво:
       Слышать вам не пришлось ли о сыне моем, не живет ли
       Он где-нибудь в Орхомене, иль в Пилосе, крае песчаном,
460    Или же в Спарте пространной у дяди его Менелая.
       Ибо не умер еще Орест божественный – жив он! -
       Так говорил он. И я, ему отвечая, промолвил:
       – Что ты об этом, Атрид, выспрашивать вздумал? Не знаю,
       Жив ли еще он иль умер. На ветер болтать не годится. –
465    Так, меж собою печальный ведя разговор, мы стояли,
       Горем объятые тяжким, обильные слезы роняя.
       Тут ко мне подошла душа Ахиллеса Пелида,
       Следом – Патрокла душа, Антилоха, отважного духом,
       Также Аякса, который всех лучше и видом и ростом
470    После Пелида бесстрашного был среди прочих данайцев.
       Сразу узнала меня душа Эакида героя.
       Скорбно со словом она окрыленным ко мне обратилась:
       - Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
       Дерзостный, что еще больше, чем это, придумать ты мог бы?
475    Как ты решился спуститься в обитель Аида, где только
       Тени умерших людей, сознанья лишенные, реют? -
       Так говорил он. И я, отвечая Пелиду, промолвил:
       – Сын благородный Пелея, храбрейший меж всеми ахеец!
       За прорицаньем пришел я к Тиресию, чтобы совет мне
480    Подал он, как в каменистую мне воротиться Итаку.
       Не приближался еще я к ахейской стране, на родную
       Землю свою не ступал. Беда за бедою приходит.
       Ты же – не было мужа счастливей тебя и не будет!
       Прежде тебя наравне почитали с богами живого
485    Все мы, ахейцы, теперь же и здесь, меж умерших, царишь ты.
       Так не скорби же о том, что ты умер, Пелид благородный! – 
       Так я сказал. И тотчас же он, мне отвечая, промолвил:
       – Не утешай меня в том, что я мертв, Одиссей благородный!
       Я б на земле предпочел батраком за ничтожную плату
490    У бедняка, мужика безнадельного, вечно работать,
       Нежели быть здесь царем мертвецов, простившихся с жизнью.
       Ну, а теперь расскажи мне о сыне моем достославном,
       К Трое отправился ль он или нет, чтоб сражаться меж первых?
       О безупречном Пелее что слышать тебе довелося?
495    Все ль еще в прежней чести он у нас в городах мирмидонских
       Или же в пренебреженьи живет на Элладе и Фтии,
       Так как руками его и ногами уж старость владеет?
       Если б на помощь ему под сияние яркое солнца
       Мог я явиться таким, каким на равнине троянской
500    Я избивал наилучших бойцов, аргивян защищая, –
       Если б таким я в отчизну явился хотя б не надолго,
       Страшными б сделал я силу мою и могучие руки
       Всем, кто теснит старика и почести должной лишает.
       Так говорил Ахиллес. И, ему отвечая, сказал я:
505    – О безупречном Пелее, по правде сказать, ничего мне
       Слышать нигде не пришлось. О твоем же возлюбленном сыне
       Неоптолеме всю правду тебе, как ты просишь, скажу я.
       В стан корабельный его к ахейцам красивопоножным
       С острова Скироса сам я привез в корабле равнобоком.
510    Если вокруг Илиона, бывало, совет мы держали,
       Первым всегда выступал он со словом полезным и дельным.
       Нестор, подобный богам, и я лишь его побеждали.
       Но на равнине троянской, когда мы сражалися медью,
       Он никогда не хотел в толпе средь других оставаться.
515    Рвался далеко вперед, с любым состязаясь в отваге.
       Много мужей умертвил он в ужаснейших сечах кровавых.
       Всех я, однако, тебе не смогу ни назвать, ни исчислить,
       Столько избил он мужей, выступая в защиту ахейцев.
       Так Еврипила героя, Телефова сына, убил он
520    Острою медью, и много кетейцев-товарищей пало
       Возле него из-за принятых женщиной ценных подарков.
       Только Мемнон богоравный его превышал красотою.
       Ну, а когда мы входили в коня работы Епея, –
       Мы, вожди аргивян, – и было поручено двери
525    Мне отмыкать и смыкать в запиравшейся крепко засаде,
       Все остальные вожди и советчики войска ахейцев
       Слезы стирали со щек, и у каждого члены тряслися.
       Что ж до него, то все время ни разу увидеть не мог я,
       Чтобы прекрасная кожа его побледнела иль слезы
530    Он утирал бы с лица. Напротив, меня умолял он,
       Чтоб его выпустил я из коня, и хватался за пику,
       За рукоятку меча, погибель врагам замышляя.
       После того же как взяли мы город высокий Приама,
       С долей своей и с богатой наградой поплыл он оттуда
535    На корабле – невредимый, не раненный острою медью
       Ни в рукопашную, ни издалека, как это обычно
       В битвах бывает: Арес ведь свирепствует в них без разбора. -
       Так я сказал. И душа быстроногого сына Эака
       Лугом пошла от меня асфодельным, широко шагая,
540    Радуясь вести, что славою сын его милый покрылся.
       Горестно души других мертвецов опочивших стояли.
       Все домогались услышать о том, что у каждой лежало
       На сердце. Только душа Теламонова сына Аякса
       Молча стояла вдали, одинокая, все на победу
545    Злобясь мою, даровавшую мне пред судами доспехи
       Сына Пелеева. Мать состязанье сама учредила.
       Суд же тот дети троян решили с Палладой Афиной.
       О, для чего в состязаньи таком одержал я победу!
       Что за муж из-за этих доспехов погиб несравненный,
550    Сын Теламонов Аякс, – и своими делами и видом
       После Пелида бесстрашного всех превышавший данайцев!
       С мягкой и ласковой речью к душе его я обратился:
       – Сын Теламонов, бесстрашный Аякс! Неужели и мертвый
       Гневаться ты на меня никогда перестать не желаешь
555    Из-за проклятых доспехов, так много нам бед причинивших!
       Ты, оплот наш всегдашний, погиб. О тебе непрестанно
       Все мы, ахейцы, скорбим, как о равном богам Ахиллесе,
       Раннюю смерть поминая твою. В ней никто не виновен,
       Кроме Зевеса, который к войскам копьеборных данайцев
560    Злую вражду проявил и час ниспослал тебе смерти.
       Ну же, владыка, приблизься, чтоб речь нашу мог ты и слово
       Слышать. Гнев непреклонный и дух обуздай свой упорный! –
       Так я сказал. Ничего мне Аякс не ответил и молча
       Двинулся вслед за другими тенями умерших к Эребу.
565    Все же и гневный он стал бы со мной говорить или я с ним,
       Если б в груди у меня не исполнился дух мой желаньем
       Души также других скончавшихся мертвых увидеть.
       Я там увидел Миноса, блестящего Зевсова сына.
       Скипетр держа золотой, над мертвыми суд отправлял он, –
570    Сидя. Они же, его окруживши, – кто сидя, кто стоя,
       Ждали суда пред широковоротным жилищем Аида.
       После того увидал я гигантскую тень Ориона.
       По асфодельному лугу преследовал диких зверей он, –
       Тех же, которых в горах он пустынных когда-то при жизни
575    Палицей медной своею избил, никогда не крушимой.
       Тития также я видел, рожденного славною Геей.
       Девять пелетров заняв, лежал на земле он. Сидело
       С каждого бока его по коршуну; печень терзая,
       В сальник въедались ему. И не мог он отбиться руками.
580    Зевсову он обесчестил супругу Лето, как к Пифону
       Чрез Панопей она шла, хоровыми площадками славный.
       Я и Тантала увидел, терпящего тяжкие муки.
       В озере там он стоял. Достигала вода подбородка.
       Жаждой томимый, напрасно воды захлебнуть он старался.
585    Всякий раз, как старик наклонялся, желая напиться,
       Тотчас вода исчезала, отхлынув назад; под ногами
       Черную землю он видел, – ее божество осушало.
       Много высоких деревьев плоды наклоняло к Танталу –
       Сочные груши, плоды блестящие яблонь, гранаты,
590    Сладкие фиги смоковниц и ягоды маслин роскошных.
       Только, однако, плоды рукою схватить он пытался,
       Все их ветер мгновенно подбрасывал к тучам тенистым.
       Я и Сизифа увидел, терпящего тяжкие муки.
       Камень огромный руками обеими кверху катил он.
595    С страшным усильем, руками, ногами в него упираясь,
       В гору он камень толкал. Но когда уж готов был тот камень
       Перевалиться чрез гребень, назад обращалася тяжесть.
       Под гору камень бесстыдный назад устремлялся, в долину.
       Снова, напрягшись, его начинал он катить, и струился
600    Пот с его членов, и тучею пыль с головы поднималась,
       После того я увидел священную силу Геракла, –
       Тень лишь. А сам он с богами бессмертными вместе
       В счастьи живет и имеет прекраснолодыжную Гебу,
       Златообутою Герой рожденную дочь Громовержца.
605    Мертвые шумно метались над ним, как мечутся в страхе
       Птицы по воздуху. Темной подобяся ночи, держал он
       Выгнутый лук, со стрелой на тугой тетиве, и ужасно
       Вкруг озирался, как будто готовый спустить ее тотчас.
       Страшная перевязь блеск издавала, ему пересекши
610    Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством
       Огненноокие львы, медведи и дикие свиньи,
       Схватки жестокие, битвы, убийства изваяны были.
       Сделавший это пускай ничего не работает больше, –
       Тот, кто подобный ремень с таким изукрасил искусством!
615    Тотчас узнавши меня, лишь только увидел глазами,
       Скорбно ко мне со словами крылатыми он обратился:
       Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
       Что, злополучный, и ты, как я вижу, печальную участь
       Терпишь, – подобную той, какую под солнцем терпел я?
620    Был я сыном Зевеса Кронида. Страданий, однако,
       Я испытал без конца. Недостойнейший муж надо мною
       Властвовал, много трудов на меня возложил тяжелейших.
       Был я им послан сюда, чтобы пса привести. Полагал он,
       Неисполнимее подвига быть уж не может другого.
625    Подвиг свершил я и пса из жилища Аидова вывел.
       Помощь мне оказали Гермес с совоокой Афиной. –
       Так сказавши, обратно в обитель Аида пошел он.
       Я же на месте остался и ждал, не придет ли, быть может,
       Кто еще из героев, погибших в минувшее время.
630    Я б и увидел мужей стародавних, каких мне хотелось, – 
       Славных потомков богов, Пирифоя, владыку Тезея.
       Раньше, однако, слетелись бессчетные рои умерших
       С криком чудовищным. Бледный объял меня ужас, что вышлет
       Голову вдруг на меня чудовища, страшной Горгоны,
635    Славная Персефонея богиня из недр преисподней.
       Быстро взойдя на корабль, товарищам всем приказал я,
       Следом взошедши за мной, развязать судовые причалы.
       Тотчас они на корабль поднялись и к уключинам сели.
       Вниз по высоким волнам Океана-реки понеслись мы, –
640    Первое время на веслах, потом – под ветром попутным”.

Одиссея. Песнь двенадцатая

       “Вскоре покинул корабль наш теченье реки Океана 
       И по шумящим волнам широкодорожного моря
       Прибыл на остров Ээю, где рано родившейся Эос
       Дом, и площадки для танцев, и место, где солнце восходит.
5      Там быстроходный корабль на прибрежный песок мы втащили,
       Вышли и сами на берег немолчно шумящего моря
       И, в ожидании Эос божественной, спать улеглися.
       Рано рожденная встала из тьмы розоперстая Эос.
       Мы поднялися. Послал я товарищей к дому Цирцеи
10     Труп принести Ельпенора умершего к берегу моря.
       Дров нарубивши в лесу на самом высоком из мысов,
       Похоронили товарища мы с сокрушеньем и плачем.
       После того же как труп и оружие вместе сожгли мы,
       Холм насыпали мы и камень могильный воздвигли.
15     Сверху же в холм тот могильный весло его прочное вбили.
       Так по порядку свершили мы все. От Цирцеи не скрылось
       Наше прибытье из царства Аида. Она, нарядившись,
       Быстро пришла к нам. За нею служанки несли в изобильи
       Хлеба и мяса, сосуды с пурпурным вином искрометным.
20     Ставши меж нас в середине, богиня богинь нам сказала:
       – Дерзкие! В дом низошли вы Аида живыми! Два раза
       Вам умереть! Остальные же все умирают однажды.
       Сядьте ж теперь за еду и вино распивайте, покуда
       Длится сегодняшний день. А завтра, лишь утро забрезжит,
25     В путь отправляйтесь. Дорогу я вам покажу и подробно
       Все объясню, чтоб коварство чье-либо, несущее беды,
       Не причинило беды вам какой на земле иль на море. –
       Так сказала. Ее мы послушались сердцем отважным.
       Целый день напролет до захода мы солнца сидели,
30     Ели обильно мы мясо и сладким вином утешались.
       Солнце меж тем закатилось, и сумрак спустился на землю,
       Спутники спать улеглись вблизи корабельных причалов.
       За руку взявши, Цирцея меня на песок усадила
       От остальных вдалеке, легла и расспрашивать стала.
35     Все подробно я стал ей рассказывать, как что случилось.
       После того мне словами сказала Цирцея царица:
       – Все это сделано так, как и нужно. Теперь же послушай,
       Что тебе я скажу и что тебе бог сам напомнит.
       Прежде всего ты сирен повстречаешь, которые пеньем
40     Всех обольщают людей, какой бы ни встретился с ними.
       Кто, по незнанью приблизившись к ним, их голос услышит,
       Тот не вернется домой никогда. Ни супруга, ни дети
       Не побегут никогда ему с радостным криком навстречу.
       Звонкою песнью своею его очаруют сирены,
45     Сидя на мягком лугу. Вокруг же огромные тлеют
       Груды костей человечьих, обтянутых сморщенной кожей.
       Мимо корабль твой гони. Залепи товарищам уши,
       Воск размягчив медосладкий, чтоб их ни один не услышал
       Спутник. А если ты сам пожелаешь, то можешь послушать.
50     Пусть лишь товарищи, руки и ноги связав тебе крепко,
       Стоя привяжут концами тебя к основанию мачты,
       Чтоб наслаждаться ты мог, обеим внимая сиренам.
       Если ж ты станешь просить и себя развязать им прикажешь,
       Пусть они еще больше ремней на тебя намотают.
55     После того как сирен товарищи сзади оставят,
       Дальше тебе ни за что говорить я не стану, какую
       Выбрать дорогу тебе. Умом своим собственным должен
       Это решить ты. А я расскажу об обеих дорогах.
       Встретишь на первой утесы высокие. Яро пред ними
60     Волны кипят синеглазой богини морской Амфитриты.
       Планктами эти утесы зовут всеблаженные боги.
       Мимо тех скал пролететь ни птицы не могут, ни также
       Робкие голуби – те, что амвросию Зевсу приносят.
       Гладкий утес одного между них каждый раз убивает.
65     Тотчас, однако, отец заменяет убитого новым.
       Все корабли, к тем скалам подходившие, гибли с пловцами;
       Доски одни оставались от них и бездушные трупы,
       Гибельным вихрем огня и волною носимые в море.
       Скалы те миновал один лишь корабль мореходный,
70     Славный повсюду Арго, от царя возвращаясь Эета.
       Так же б разбился мгновенно и он о высокие скалы,
       Не проведи его Гера, любившая сильно Язона.
       Два на дороге второй есть утеса. Один достигает
       Острой вершиною неба, вокруг нее тучи теснятся
75     Черные. Прочь никогда не уходят они, у вершины
       Воздух ни летом, ни осенью там не бывает прозрачным.
       Смертный не мог бы взойти на утес иль спуститься обратно.
       Даже когда двадцатью бы руками владел и ногами, –
       Так этот гладок утес, как будто отесанный кем-то.
80     Мрачная есть в середине утеса большая пещера.
       Обращена она входом на мрак, на запад, к Эребу.
       Мимо нее ты направь свой корабль, Одиссей благородный.
       Даже сильнейший стрелок, с корабля нацелясь из лука,
       Полой пещеры не смог бы достигнуть своею стрелою.
85     Страшно рычащая Сцилла в пещере скалы обитает.
       Как у щенка молодого, звучит ее голос. Сама же –
       Злобное чудище. Нет никого, кто б, ее увидавши,
       Радость почувствовал в сердце, – хоть если бы бог с ней столкнулся
       Ног двенадцать у Сциллы, и все они тонки и жидки.
90     Длинных шесть извивается шей на плечах, а на шеях
       По голове ужасающей, в пасти у каждой в три ряда
       Полные черною смертью обильные, частые зубы.
       В логове полом она сидит половиною тела,
       Шесть же голов выдаются наружу над страшною бездной,
95     Шарят по гладкой скале и рыбу под нею хватают.
       Тут – дельфины, морские собаки; хватают и больших
       Чудищ, каких в изобильи пасет у себя Амфитрита.
       Из мореходцев никто похвалиться не мог бы, что мимо
       Он с кораблем невредимо проехал: хватает по мужу
100    Каждой она головой и в пещеру к себе увлекает.
       Там и другую скалу, Одиссей, ты увидишь, пониже,
       Близко от той. Отстоит от нее лишь на выстрел из лука.
       Дико растет на скале той смоковница с пышной листвою.
       Прямо под ней от Харибды божественной черные воды
105    Страшно бушуют. Три раза она их на дню поглощает
       И извергает три раза. Смотри же: когда поглощает –
       Не приближайся! Тебя тут не спас бы и сам Земледержец!
       К Сциллиной ближе держися скале и как можно скорее
       Мимо корабль быстроходный гони. Несравненно ведь лучше
110    Шесть людей с корабля потерять, чем всех их лишиться. –
       Так говорила. И я, отвечая Цирцее, промолвил:
       – Очень тебя я прошу, богиня, скажи мне всю правду:
       Если погибельной я избегну Харибды, могу ли
       Сциллу я отразить, как хватать она спутников станет? –
115    Так я сказал. И богиня богинь мне ответила тотчас:
       – О необузданный! Снова труды боевые и битвы
       В мыслях твоих! Уступить и самим ты бессмертным не хочешь!
       Знай же: не смертное зло, а бессмертное Сцилла. Свирепа,
       Страшно сильна и дика. Сражение с ней невозможно.
120    Силою тут не возьмешь. Одно лишь спасение в бегстве.
       Если там промедлишь, на бой снаряжаясь со Сциллой,
       Я боюсь, что снова она, на корабль ваш напавши,
       Выхватит каждой своей головою по новому мужу.
       Сколько есть силы гони, и притом воззови к Кратеиде,
125    Матери Сциллы, ее породившей на пагубу смертным:
       Сциллу удержит она, чтоб вторично на вас не напала.
       После увидишь ты остров Тринакрию. Много пасется
       Там Гелиосовых жирных овец и коров тихоходных, –
       Семь овечьих прекраснейших стад и столько ж коровьих.
130    По пятьдесят в каждом стаде голов. Они не плодятся,
       Не вымирают. Пасут их прекрасноволосые нимфы.
       Имя одной Фаэтуса, другой же Лампетия имя.
       Их Гелиос Гиперион с божественной прижил Неэрой.
       Выкормив их и родивши, почтенная мать их послала
135    Жить на Тринакрию остров, в большом от нее отдаленьи,
       Чтоб стерегли там отцовских овец и коров тихоходных.
       Если, о родине помня, ты рук на стада не наложишь,
       Все вы в Итаку вернетесь, хоть бедствий претерпите много.
       Если же тронешь стада, – – и тебе предвещаю я гибель
140    И кораблям и товарищам всем. Ты хоть смерти избегнешь,
       Поздно вернешься домой, товарищей всех потерявши. –
       Так говорила. Пришла между тем златотронная Эос.
       Встала богиня богинь и в жилище свое удалилась.
       Быстро взойдя на корабль, товарищам всем приказал я,
145    Следом взошедши за мной, развязать судовые причалы.
       Тотчас они на корабль поднялись, и к уключинам сели
       Следом один за другим, и ударили веслами море.
       Был вослед кораблю черноносому ветер попутный,
       Парус вздувающий, добрый товарищ, нам послан Цирцеей
150    В косах прекрасных, богиней ужасною с речью людскою.
       Мачту поставив и снасти наладивши все, в корабле мы
       Сели. Его направлял только ветер попутный да кормчий.
       Сердцем сильно крушась, к товарищам я обратился:
       – Не одному, не двоим только нужно, товарищи, знать нам,
155    Что предсказала мне ночью Цирцея, богиня в богинях.
       Всем вам все расскажу я, чтоб знали вы, ждет ли нас гибель
       Или возможно еще ускользнуть нам от смерти и Керы.
       Прежде всего убеждала она, чтобы мы избегали
       Пенья чудесноголосых сирен и цветочного луга.
160    Мне одному разрешила послушать. Однако должны вы
       Крепко меня перед этим связать, чтоб стоял я на месте
       Возле подножия мачты, концы ж прикрепите к подножью.
       Если я стану просить и меня развязать прикажу вам,
       Больше тотчас же еще ремней на меня намотайте.
165    Так, говоря по порядку, товарищам все рассказал я.
       Быстро несся наш прочный корабль, и вскоре пред нами
       Остров сирен показался – при ветре попутном мы плыли.
       Тут неожиданно ветер утих, неподвижною гладью
       Море простерлось вокруг: божество успокоило волны.
170    Встали товарищи с мест, паруса корабля закатали,
       Бросили в трюм их, а сами, к уключинам сев на скамейки,
       Веслами стали взбивать на водной поверхности пену.
       Круг большой я достал пчелиного воска, на части
       Мелко нарезал и сильными стал разминать их руками.
175    Быстро воск размягчился от силы, с какой его мял я,
       И от лучей Гелиоса владыки Гиперионида.
       Воском я всем по порядку товарищам уши замазал,
       Те же, скрутивши меня по рукам и ногам, привязали
       Стоя к подножию мачты концами ременной веревки,
180    Сами же, севши, седое ударили веслами море.
       На расстояньи, с какого уж крик человеческий слышен,
       Мчавшийся быстро корабль, возникший вблизи, не укрылся
       От поджидавших сирен. И громко запели сирены:
       – К нам, Одиссей многославный, великая гордость ахейцев!
185    Останови свой корабль, чтоб пение наше послушать.
       Ибо никто в корабле своем нас без того не минует,
       Чтоб не послушать из уст наших льющихся сладостных песен
       И не вернуться домой восхищенным и много узнавшим.
       Знаем все мы труды, которые в Трое пространной
190    Волей богов понесли аргивяне, равно как троянцы.
       Знаем и то, что на всей происходит земле жизнедарной, –
       Так голосами они прекрасными пели. И жадно
       Мне захотелось их слушать. Себя развязать приказал я,
       Спутникам бровью мигнув. Но они гребли, наклонившись.
195    А Перимед с Еврилохом немедленно с мест поднялися,
       Больше ремней на меня навязали и крепче скрутили.
       После того как сирены осталися сзади и больше
       Не было слышно ни голоса их, ни прекрасного пенья,
       Тотчас вынули воск товарищи, мне дорогие,
200    Вмазанный мною им в уши, меня ж отпустили на волю.
       Только, однакоже, остров сирен мы покинули, тотчас
       Пар и большую волну я увидел и грохот услышал.
       Спутники в ужас пришли, из рук их попадали весла.
       Весла, шипя, по теченью забились. На месте корабль наш
205    Стал: уж не гнали его с краев заостренные весла.
       Я же пошел чрез корабль и товарищей, в ужас пришедших,
       Мягко стал ободрять, становясь возле каждого мужа:
       – Мы ли, друзья, не успели ко всяческим бедам привыкнуть!
       Право же, эта беда, что пред нами, нисколько не больше
210    Той, когда нас циклоп в пещере насильственно запер,
       Но и оттуда искусство мое, мой разум и доблесть
       Вывели вас. Так и эту беду вы потом вспомянете.
       Нынче ж давайте исполнимте дружно все то, что скажу я.
       Вы, при уключинах сидя, чрез волны глубокие моря
215    Веслами дружно гребите. Быть может, Кронид-промыслитель
       Даст нам уйти и спастись от опасности, нам здесь грозящей.
       Кормчий! Тебе же даю приказанье: все время, как будешь
       Править рулем корабля, держи в уме своем вот что:
       Дальше корабль направляй от этой волны и от пара,
220    Правь его к той вон высокой скале, чтоб сюда незаметно
       Наш не втянуло корабль и нас бы не вверг ты в несчастье. –
       Так говорил я. Послушались слов моих спутники тотчас.
       Им не сказал я о Сцилле, о бедствии неотвратимом:
       Весла они бы из рук упустили и, гресть переставши,
225    Все бы внутри корабля чернобокого спрятались в страхе.
       О приказании тягостном том, что дала мне Цирцея, –
       Не облекаться в доспехи для боя, – совсем позабыл я.
       Славные быстро надевши доспехи и два длинноострых
       Взявши копья, устремился на палубу я носовую.
230    Ждал я, – оттуда должна появиться сначала пред нами
       Горная Сцилла, неся для товарищей наших несчастье.
       Но ничего я увидеть не мог, и глаза утомились,
       Пристально глядя все время на гору, покрытую мраком.
       Узким проливом мы плыли, и в сердце теснились стенанья;
235    Сцилла с этого боку была, с другого Харибда,
       Страх наводя, поглощала соленую воду морскую.
       Воду когда извергала она, то вода клокотала,
       Словно в котле на огромном огне. И обильная пена
       Кверху взлетала, к вершинам обоих утесов. Когда же
240    Снова глотала Харибда соленую воду морскую,
       Вся открывалась пред нами кипящая внутренность. Скалы
       Страшно звучали вокруг, внутри же земля открывалась
       С черным песком. И товарищей бледный охватывал ужас.
       Все мы, погибели близкой страшась, на Харибду глядели.
245    В это-то время как раз в корабле моем выгнутом Сцилла
       Шесть схватила гребцов, наилучших руками и силой.
       Я, оглянувшись на быстрый корабль и товарищей милых,
       Только увидеть успел, как у поднятых в воздух мелькали
       Ноги и руки. Меня они с воплем ужасным на помощь
250    Звали, в последний уж раз называя по имени скорбно.
       Так же, как если рыбак на удочке длинной с уступа
       В море с привязанным рогом быка лугового бросает
       Корм, чтобы мелкую рыбу коварно поймать на приманку,
       И, извиваясь, она на крючке вылетает на сушу, –
255    Так они бились, когда на скалу поднимала их Сцилла.
       Там же при входе в пещеру она начала пожирать их.
       С воплями в смертной тоске простирали ко мне они руки.
       Многое я претерпел, пути испытуя морские,
       Но никогда ничего не случалось мне видеть ужасней!
260    После того как утесов и страшной Харибды и Сциллы
       Мы избежали, тотчас же за этим на остров прекрасный
       Бога мы прибыли. Много там было коров превосходных,
       Широколобых, и тучных овец Гелиоса-владыки.
       Издалека с корабля чернобокого в море открытом
265    Я уж услышал мычанье коров и овечье блеянье,
       Шедшее к нам из загонов. И пало внезапно мне в сердце
       Слово слепого провидца Тиресия, фивского старца,
       Как и Цирцеи ээйской, которая строго велела
       Острова нам избегать Гелиоса, отрады для смертных.
270    Сердцем сильно крушась, к товарищам я обратился:
       – Слушайте то, что скажу, хоть и так вы страдаете много.
       Я сообщить вам хочу приказанья Тиресия старца,
       Как и Цирцеи ээйской, которая строго велела
       Острова нам избегать Гелиоса, отрады для смертных.
275    Там, говорили они, нас ужасное зло ожидает.
       Мимо поэтому черный корабль наш, друзья, направляйте! –
       Так я сказал. И разбилось у спутников милое сердце.
       Тотчас мне Еврилох ответил погибельной речью:
       – Крепок же ты, Одиссей! Велика твоя сила! Не знают
280    Члены усталости. Право, как будто ты весь из железа!
       Нам, истомленным трудом и бессонницей, ты запрещаешь
       Выйти на сушу, чтоб там, на острове, морем объятом,
       Вкусный ужин себе наконец мы могли приготовить.
       Нет, ты на остров пустить нас не хочешь, а хочешь заставить
285    Быстро пришедшею ночью блуждать по туманному морю.
       Ведь из ночей-то всегда и родятся опасные ветры,
       Гибель судов. Ну, избегнет ли кто-либо смерти грозящей,
       Если на нас в темноте неожиданно вихрем ударит
       Нот или буйный Зефир, которые всех наиболе
290    Быстрые губят суда даже против желанья бессмертных?
       Лучше теперь покоримся велению сумрачной ночи,
       На берег выйдем и ужин вблизи корабля приготовим.
       Завтра же снова с зарею в широкое пустимся море. –
       Так сказал Еврилох. И с ним согласились другие.
295    Стало мне ясно тогда, что беду божество нам готовит.
       Голос повысив, ему я слова окрыленные молвил:
       – Я, Еврилох, здесь один. Вы меня принуждаете силой!
       Вот что, однако: великой мне клятвою все поклянитесь,
       Что, если стадо коров иль большую овечью отару
300    Мы повстречаем, никто святотатной рукой не посмеет
       Хоть бы единой коснуться овцы иль коровы: спокойно
       Пищу вы можете есть, какой нас Цирцея снабдила. –
       Так я сказал. И тотчас же они поклялись, как велел я.
       После того как они поклялись и окончили клятву,
305    Прочный корабль свой ввели мы в залив, окруженный скалами,
       Около сладкой воды. С корабля мы спустились на берег.
       Спутники начали ужин со знанием дела готовить.
       После того как желанье питья и еды утолили,
       Вспомнив, оплакивать стали товарищей милых, которых
310    Вдруг сорвала с корабля и съела свирепая Сцилла.
       Вскоре на плакавших спутников сон ниспустился глубокий.
       Ночи была уж последняя треть, и созвездья склонились.
       Тучи сбирающий Зевс неожиданно ветер свирепый
       С вихрем неслыханным поднял и скрыл под густейшим туманом
315    Сушу и море. И ночь ниспустилася с неба на землю.
       Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос.
       Судно извлекши, его мы втащили под своды пещеры,
       Где собирались для плясок прекрасных бессмертные нимфы.
       Всех я тогда на собранье созвал и вот что сказал им:
320    – Есть, друзья, и еда и питье в корабле нашем быстром.
       Трогать не станем же этих коров, чтоб беды не случилось,
       Ибо все эти коровы и овцы – стада Гелиоса,
       Страшного бога, который все видит на свете, все слышит. –
       Так говорил я. И духом отважным они подчинились.
325    Целый месяц свирепствовал Нот, непрерывно бушуя.
       Не было ветров в тот месяц других, кроме Евра и Нота.
       Спутники в хлебе и в красном вине не нуждались вначале
       И не касались коров, хоть и очень их к мясу тянуло.
       Вскоре, однакоже, все в корабле истощились запасы.
330    Стали товарищи волей-неволей ходить на охоту.
       Начали птицу ловить и все, что до рук доходило;
       Рыбу ловили крючками: терзал жесточайший их голод.
       Как-то пошел я от моря на остров богам помолиться,
       Чтобы из них кто-нибудь явил нам дорогу к возврату.
335    После того как порядком от спутников я удалился,
       Вымывши руки и место, от ветров закрытое, выбрав,
       Всем я молитву вознес бессмертным богам олимпийским.
       После того они сладостный сон мне излили на веки.
       Злое тогда Еврилох предложенье товарищам сделал:
340    – Слушайте, что я скажу, хоть и так вы страдаете много,
       Всякие смерти, конечно, ужасны для смертных бессчастных,
       Все же печальней всего – голодною смертью погибнуть.
       Выберем лучших коров в Гелиосовом стаде и в жертву
       Здесь принесем их бессмертным, владеющим небом широким.
345    Если ж обратно вернемся в Итаку, в родимую землю,
       Гипериону мы там Гелиосу немедля воздвигнем
       Храм богатейший и много в него драгоценностей вложим.
       Если ж, на нас рассердясь за коров пряморогих, корабль наш
       Он погубить пожелает с согласия прочих бессмертных, –
350    Лучше согласен я сразу погибнуть, волны наглотавшись,
       Нежели мучиться долго на острове этом пустынном. –
       Так сказал Еврилох. И товарищи с ним согласились.
       Выбрав коров наилучших, они их пригнали из стада.
       Было оно недалеко. Паслось возле самого судна
355    Широколобых коров тихоходных прекрасное стадо.
       Их обступили они и стали бессмертным молиться,
       Гладких листьев нарвавши на дубе высоковершинном:
       Белого в судне у них ячменя не имелось уж больше.
       После, когда помолились, – зарезали, кожу содрали,
360    Бедра немедля отсекли, обрезанным жиром в два слоя
       Их обернули и мясо сложили на них остальное.
       Но, не имея вина. чтоб полить им горящие жертвы,
       Просто водой окропили и начали потрохи жарить.
       После, как бедра сожгли и отведали потрохов жертвы;
365    Прочее все, разделив на куски, наткнули на прутья.
       В это-то время от век моих сладостный сон удалился.
       Быстро направился я к кораблю и к шумящему морю.
       От корабля двоехвостого был я совсем уже близко.
       Вдруг я почувствовал запах горячий шипящего жира.
370    Вырвался стон у меня, и громко воззвал я к бессмертным:
       – Зевс, наш родитель, и все вы, блаженные, вечные боги!
       В гибельный сон вы меня для огромной беды погрузили!
       Спутники страшное дело надумали, здесь оставаясь! –
       Длинноодеждная дева Лампетия вмиг к Гелиосу
375    С вестью пришла, что коровы его перерезаны нами.
       Сердцем разгневался он и так обратился к бессмертным:
       – Зевс, наш родитель, и все вы, блаженные, вечные боги!
       Кары прошу для людей Одиссея, Лаэртова сына!
       Дерзко они умертвили коров, на которых с такою
380    Радостью я любовался, – вступал ли на звездное небо
       Или спускался с него, к земле направляясь обратно.
       Если же им за коров соответственной кары не будет,
       В царство Аида сойду я и буду светить для умерших! –
       Зевс, собирающий тучи, ему отвечая, промолвил:
385    – Нет, Гелиос, продолжай освещать для богов всеблаженных,
       Как и для смертнорожденных людей, жизнедарную землю.
       Быстрый корабль Одиссея слепящею молнией скоро
       Вдребезги я разобью посреди винно-чермного моря. –
       Это я все от Калипсо прекрасноволосой услышал,
390    Ей же вожатый Гермес сообщил, как она мне сказала.
       После того как спустился назад к кораблю я и к морю,
       К каждому спутнику стал подходить я, браня их, но средства
       Мы никакого найти не могли: уж погибли коровы.
       Знаменье следом за этим послали товарищам боги:
395    Ползали шкуры, мычало на вертелах, словно живое,
       Мясо – и то, что сырым еще было, и что уж поспело.
       Шесть после этого дней товарищи, мне дорогие,
       Ели быков Гелиоса, беря наилучших из стада.
       День седьмой ниспослал собирающий тучи Кронион,
400    И прекратился тогда бушевавший неистово ветер.
       Быстро взойдя на корабль, мы пустились в широкое море,
       Мачту поднявши и белый на мачте расправивши парус.
       После того как мы остров оставили сзади и больше
       Не было видно земли никакой, а лишь небо да море,
405    Черную тучу внезапно Кронид распростер молневержец
       Над кораблем нашим полым. И море под ней потемнело.
       Очень недолгое время корабль наш бежал. Завывая,
       Западный ветер внезапно на нас налетел ураганом.
       Силою вихря порвал он канаты, державшие мачту,
410    Оба! И мачта упала назад. Повалилися снасти
       В трюм, залитый водой. На корме корабельная мачта
       Кормчего в голову с маху ударила, вдребезги кости
       Черепа все раздробила. И он, водолазу подобный,
       С палубы в воду нырнул, и дух его кости оставил.
415    Бешено Зевс загремел и молнию бросил в корабль наш.
       Молнией Зевса сраженный, в волнах наш корабль закрутился.
       В воздухе серой запахло. Попадали спутники в море.
       Словно вороны, вокруг корабля они стаей носились
       В бурных волнах. Божество возвращенья домой их лишило.
420    По кораблю я метался, покамест дощатой обшивки
       С киля волны не сбили и остова прочь не умчали.
       Вместе же с килем и мачту упавшую; следом за мачтой
       Длинный ременный канат из кожи воловьей тянулся.
       Накрепко мачту и киль ремнем привязал я друг к другу,
425    Их обхватил, и помчал по волнам меня гибельный ветер.
       Вдруг прекратился Зефир, надо мной ураганом шумевший.
       Нот, появившийся вскоре, поверг меня в ужас и горе,
       Как бы к погибельной он не погнал меня снова Харибде.
       Целую ночь по волнам я носился. С восходом же солнца
430    Сциллы утес и Харибду я вновь увидал пред собою.
       Воду соленую моря Харибда как раз поглощала.
       Вверх тогда я к высокой смоковнице прыгнул из моря,
       Ствол охватил и прильнул, как летучая мышь. И не мог я
       Ни опереться ногами о землю, ни выше подняться:
435    Корни были глубоко внизу, а ветки высоко;
       Длинные, частые, тенью они покрывали Харибду.
       Крепко держался я там и ждал, чтоб Харибда обратно
       Мачту и киль изрыгнула. Они наконец появились, –
       Поздно: когда на собраньи судья, разрешивший уж много
440    Тяжеб меж граждан, встает, чтоб отправиться ужинать в дом свой,
       В это лишь время опять из Харибды явилися бревна.
       Выпустил ствол я из рук и из ног и обрушился прямо
       В кипень бушующих волн вблизи от извергнутых бревен.
       Влез я на бревна и начал руками, как веслами, править.
445    Сцилле ж меня не позволил родитель бессмертных и смертных
       В море заметить: иначе я там бы погиб неизбежно.
       Девять носился я дней. На десятый к Огигии боги
       Ночью пригнали меня. Обитает там нимфа Калипсо
       В косах прекрасных, богиня ужасная с речью людскою.
450    Холила нимфа меня и любила. Но что мне про это
       Вам говорить? Ведь вчера уж об этом о всем рассказал я
       В доме тебе и прекрасной супруге твоей. Неприятно
       Снова подробно о том говорить, что уж сказано было”.
 
Хостинг от uCoz